![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
stihiynaya_hahaНам повезло - мы на Форос прибыли раньше медуз. Это уже пото-о-ом море было похоже на суп, кишащий разваренными луковицами. Это потом купальщики, окунувшись, брезгливо выскакивали на берег!
Но сначала... Нас встретил штиль. Мы с Крайзером выяснили, что никогда даже не понимали значения этого слова! Мы-то, наивные, полагали, что штиль - это спокойное море, по матовой поверхности которого иногда пробегает ветерок. Мы думали, что только маленькие застенчивые прудики со стоячей водой могут быть гладкими.
Мы увидели стоячее море. Абсолютно ровное, без единой морщинки, будто поверхность его, как скатерть, одновременно растянули за все края и придавили камнями. Это была умопомрачительная гладь... Созерцание её рождало в голове прайды горделивых образов, они складывались было в величественные картины, но глаз моргал - море снова виделось ясно, и образы стыдливо сдувались.
Окружающие на море не обращали внимания. Море было всего лишь соседом, который просто прилёг рядом, только сигаретку у него стрельнуть не получается.
А мы купались. Крайзер потешался, пришвартовывая меня за ногу к берегу. Я лениво лежала на воде матрасиком, мне не хватало только таблички "Пупсы не тонут"
Вернувшись в лагерь, мы принялись шумно ставить палатку, развешивать вещи, спорить и швырять рюкзаки. Нечаянно потревожили время. Оно проснулось. Хрустя костром, стрескало кусок дня и завалилось куда-то дрыхнуть.
Время в Крыму как кот - спит себе, спит, иногда глаз приоткрывает. Потом вдруг вскакивает и мышкует. То у вас часок под ногами проскакивает, а то лишний в кармане обнаруживается, весь в крошках козинаков. А после неимоверно длинного тягучего дня вас внезапно, как ведром, накрывает вечер. Прохладно, темно и гулко. И надо идти за коньяком.
Днём Влада нас учила детским играм, которых мы не знали. Мы писали имя или название существа на бумажке, лепили игроку на лоб, и он должен был угадывать, кем его обозвали. Вовка в игре был неподражаем. Он называл нас садистами и ныл, что мы заставляем его думать, а думать он давно отвык, от напряжения бумажка с надписью "ГЛИСТ" на его лбу шевелилась.. Вовкина обленившаяся память не удерживала подсказки дольше двух минут, он путал времена года с континентами, и наконец зачем-то ударился угадывать религиозных персонажей. Думать Вовка мог исключительно на камне. Мы таяли от умиления, глядя на него, подшучивали и жалостливо подсказывали. К нам зачастили соседи - за топором, за солью... Они приходили в лагерь и молча наблюдали мыслительный процесс.
Совершенно голый Вовка стоял на камне, как на табуретке, чесал бороду и мучительно спрашивал: "Я - святой?" Мы покатывались, кричали: нет! А Вовка страдал от думания и уточнял: "А на Пасху про меня вспоминают?" Мы уже в голос орали "Глистос воскрес!!" А Вовка продолжал напрягать извилину... На море все в детство впадают, давно замечено. К вечеру мы затихали и впадали в задумчивость.
Как-то мяса нарезали, овощей, да такое рагу на костре сделали, притушивая пивом - запах пошёл пьяно гулять по всему пляжу. Конечно, компания собралась. Особой изюминкой нашего стола была Анечка - дама за пятьдесят, кукольным голосом рассказывавшая, какие у нее чудесные рюкзак, посуда, шлёпанцы и котелок - всё розовенькое и в стразиках. Упысаца можно!
А прямо над головами пила весь вечер: жжи-жжи, передохнёт минутку - и снова. Если не отвлекаться на неё, кажется - свихнёшься сейчас, сколько ж можно пилить?! Отвлекаюсь, слушаю... Внимательно слушаю! И тут до меня доходит, что это цикада рядом где-то сидит. В Крыму цикады громкие - а поди найди хоть одну, упрёшься лбом и всё равно не заметишь.
Хлынул ливень, мы рассовали по тарелкам еду, похватали вещи, коньяк и чашки и залезли в палатку. С нами был Юрка, футболист который. Юрка изменился почти до неузнаваемости. Он в пансионате тренером по плаванью работал, подкачался и сильно загорел, даже выглядеть старше стал. С Юркой пришёл пёс. Огромный, прихрамывающий и очень вежливый. Когда дождь начал падать водяными плитами, пёс осторожно сунул нос в палатку. "Можно, я тут с краешку? А то морда мокнет..." Мы разрешили, и он вытянул морду. Ноги ставить в палатку он не решался, и так и нависал над нами. С морды сильно капало, пёс виновато моргал и боялся пошевелиться. Мы, уже здорово разогретые коньяком, принялись втаскивать пса в палатку.
Он стеснялся, наступал на нас лапами, и наконец вошёл передней частью туловища. Тогда я показала ему свою миску с рагу и поманила в угол. Глаза у пса сделались неправильной геометрической фигурой, бегущая строка в них сообщала: "Буду через 15 мин", и пёс вломился в палатку. Сунул морду в миску и принялся лакать так громко, что нам пришлось его перекрикивать. Мы потолкали его в бока, чтоб он упал и снова болтали, хохоча и споря.
Чавканье прекратилось так резко, будто кто-то звук выключил. Гляжу я - а пёс, слопав рагу, мгновенно вырубился, не вынимая морду из тарелки...
Потом мы разошлись по своим палаткам. А утром в Вовкиной палатке обнаружили пса. Видно, пива в рагу было много - никак не могли растолкать. Пёс влюблённо смотрел на нас закатывающимися мутными глазами и ронял голову на лапы. Так и проспал полдня. А мы собирались домой.
Пришёл ухмыляющийся Вовка, принёс питьевую воду. Новые соседи, поставившие лагерь на единственной тропе, спускавшейся от нас к морю, очень были возмущены его неодетым видом: "Здесь же дети!" В самом деле, Вовка, ты чоэто? Приличный нудистский пляж, все голые как голые, а ты какую-то болтанку, мехом отороченную, между ног повесил - чистый маньяк!
Посмеялись, забросили рюкзаки на спины.
Когда мы уходили, хромоногий пёс хотел нас проводить, не мог запрыгнуть на камни и громко плакал. Мы заставили Вовку поднять эту тушку на руки и передать наверх.
Автобус сменил расписание, и теперь оказалось, что мы прибываем за 10 минут до отхода поезда. А к нему еще дойти надо. В общем, как обычно. поезд подали с опозданием, мы даже успели накупить продуктов в дорогу и выдуть по бутылке пива и ещё бутылку вылить на кремовую тряпичную сумку вальяжного отдыхающего.
Но сначала... Нас встретил штиль. Мы с Крайзером выяснили, что никогда даже не понимали значения этого слова! Мы-то, наивные, полагали, что штиль - это спокойное море, по матовой поверхности которого иногда пробегает ветерок. Мы думали, что только маленькие застенчивые прудики со стоячей водой могут быть гладкими.
Мы увидели стоячее море. Абсолютно ровное, без единой морщинки, будто поверхность его, как скатерть, одновременно растянули за все края и придавили камнями. Это была умопомрачительная гладь... Созерцание её рождало в голове прайды горделивых образов, они складывались было в величественные картины, но глаз моргал - море снова виделось ясно, и образы стыдливо сдувались.
Окружающие на море не обращали внимания. Море было всего лишь соседом, который просто прилёг рядом, только сигаретку у него стрельнуть не получается.
А мы купались. Крайзер потешался, пришвартовывая меня за ногу к берегу. Я лениво лежала на воде матрасиком, мне не хватало только таблички "Пупсы не тонут"
Вернувшись в лагерь, мы принялись шумно ставить палатку, развешивать вещи, спорить и швырять рюкзаки. Нечаянно потревожили время. Оно проснулось. Хрустя костром, стрескало кусок дня и завалилось куда-то дрыхнуть.
Время в Крыму как кот - спит себе, спит, иногда глаз приоткрывает. Потом вдруг вскакивает и мышкует. То у вас часок под ногами проскакивает, а то лишний в кармане обнаруживается, весь в крошках козинаков. А после неимоверно длинного тягучего дня вас внезапно, как ведром, накрывает вечер. Прохладно, темно и гулко. И надо идти за коньяком.
Днём Влада нас учила детским играм, которых мы не знали. Мы писали имя или название существа на бумажке, лепили игроку на лоб, и он должен был угадывать, кем его обозвали. Вовка в игре был неподражаем. Он называл нас садистами и ныл, что мы заставляем его думать, а думать он давно отвык, от напряжения бумажка с надписью "ГЛИСТ" на его лбу шевелилась.. Вовкина обленившаяся память не удерживала подсказки дольше двух минут, он путал времена года с континентами, и наконец зачем-то ударился угадывать религиозных персонажей. Думать Вовка мог исключительно на камне. Мы таяли от умиления, глядя на него, подшучивали и жалостливо подсказывали. К нам зачастили соседи - за топором, за солью... Они приходили в лагерь и молча наблюдали мыслительный процесс.
Совершенно голый Вовка стоял на камне, как на табуретке, чесал бороду и мучительно спрашивал: "Я - святой?" Мы покатывались, кричали: нет! А Вовка страдал от думания и уточнял: "А на Пасху про меня вспоминают?" Мы уже в голос орали "Глистос воскрес!!" А Вовка продолжал напрягать извилину... На море все в детство впадают, давно замечено. К вечеру мы затихали и впадали в задумчивость.
Как-то мяса нарезали, овощей, да такое рагу на костре сделали, притушивая пивом - запах пошёл пьяно гулять по всему пляжу. Конечно, компания собралась. Особой изюминкой нашего стола была Анечка - дама за пятьдесят, кукольным голосом рассказывавшая, какие у нее чудесные рюкзак, посуда, шлёпанцы и котелок - всё розовенькое и в стразиках. Упысаца можно!
А прямо над головами пила весь вечер: жжи-жжи, передохнёт минутку - и снова. Если не отвлекаться на неё, кажется - свихнёшься сейчас, сколько ж можно пилить?! Отвлекаюсь, слушаю... Внимательно слушаю! И тут до меня доходит, что это цикада рядом где-то сидит. В Крыму цикады громкие - а поди найди хоть одну, упрёшься лбом и всё равно не заметишь.
Хлынул ливень, мы рассовали по тарелкам еду, похватали вещи, коньяк и чашки и залезли в палатку. С нами был Юрка, футболист который. Юрка изменился почти до неузнаваемости. Он в пансионате тренером по плаванью работал, подкачался и сильно загорел, даже выглядеть старше стал. С Юркой пришёл пёс. Огромный, прихрамывающий и очень вежливый. Когда дождь начал падать водяными плитами, пёс осторожно сунул нос в палатку. "Можно, я тут с краешку? А то морда мокнет..." Мы разрешили, и он вытянул морду. Ноги ставить в палатку он не решался, и так и нависал над нами. С морды сильно капало, пёс виновато моргал и боялся пошевелиться. Мы, уже здорово разогретые коньяком, принялись втаскивать пса в палатку.
Он стеснялся, наступал на нас лапами, и наконец вошёл передней частью туловища. Тогда я показала ему свою миску с рагу и поманила в угол. Глаза у пса сделались неправильной геометрической фигурой, бегущая строка в них сообщала: "Буду через 15 мин", и пёс вломился в палатку. Сунул морду в миску и принялся лакать так громко, что нам пришлось его перекрикивать. Мы потолкали его в бока, чтоб он упал и снова болтали, хохоча и споря.
Чавканье прекратилось так резко, будто кто-то звук выключил. Гляжу я - а пёс, слопав рагу, мгновенно вырубился, не вынимая морду из тарелки...
Потом мы разошлись по своим палаткам. А утром в Вовкиной палатке обнаружили пса. Видно, пива в рагу было много - никак не могли растолкать. Пёс влюблённо смотрел на нас закатывающимися мутными глазами и ронял голову на лапы. Так и проспал полдня. А мы собирались домой.
Пришёл ухмыляющийся Вовка, принёс питьевую воду. Новые соседи, поставившие лагерь на единственной тропе, спускавшейся от нас к морю, очень были возмущены его неодетым видом: "Здесь же дети!" В самом деле, Вовка, ты чоэто? Приличный нудистский пляж, все голые как голые, а ты какую-то болтанку, мехом отороченную, между ног повесил - чистый маньяк!
Посмеялись, забросили рюкзаки на спины.
Когда мы уходили, хромоногий пёс хотел нас проводить, не мог запрыгнуть на камни и громко плакал. Мы заставили Вовку поднять эту тушку на руки и передать наверх.
Автобус сменил расписание, и теперь оказалось, что мы прибываем за 10 минут до отхода поезда. А к нему еще дойти надо. В общем, как обычно. поезд подали с опозданием, мы даже успели накупить продуктов в дорогу и выдуть по бутылке пива и ещё бутылку вылить на кремовую тряпичную сумку вальяжного отдыхающего.
Tags: